В Латвийском национальном художественном музее продолжается выставка картин Джеммы, приуроченная к её юбилею. Неподалёку, в книжном издательстве Jumava свою выставку совместно с супругой проводит сын художницы Юрис Димитерс. В Малпилсе, где сейчас живут потомки Джеммы, организовавшие фонд её имени — тоже выставка в честь столетия. На днях свою персональную выставку в галерее Rietumu откроет младший из династии Скулме-Димитерсов — 21-летний скульптор и художник Артур Димитерс.
Джемма Скулме — народный художник Латвийской ССР, почетный член Латвийской академии наук, почетный доктор Латвийской академии художеств, обладатель ордена Трех звезд. Ее персональные выставки проходили в России, Австрии, Германии, Канаде, США. Окончила отделение живописи Латвийской академии художеств, аспирантуру Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Репина (кандидат искусствоведения). Многие годы возглавляла Союз художников Латвии. А начиналось всё с детства — Джемма выросла в семье скульпторов и художников.
«Иногда прохожу мимо мимо дома на улице Лачплеша, 52 и ощущаю… чувство родины, — говорила автору этих строк Джемма 12 лет назад. — В этом доме я жила с восьми лет. Но есть и другой дом, первый — я в нем родилась. Это дом в самом центре Риги, на улице Аспазияс. Я уже даже не помню, какой у него номер. Это такой дом на углу с улицей Аудею, которая переходит в улицу Грециниеку. Это действительно моя родина — там еще балкон на втором этаже. В этом доме я жила до восьми лет — это было, страшно сказать, в начале 1930-х годов. Потом, уже в начале 1990-х годов, там еще было знаменитое кафе «Анре». Как-то раз я заходила в этот дом, постояла на лестнице. Да, там ощущается настоящее чувство родины».
«Я всегда думаю, когда что-либо говорю. «Держу это внутри себя». Эта фраза у латышей звучит все-таки чуточку по-иному, чем у русских, и это хочу сказать именно так, чтобы точнее поняли латышское мышление. А мышление для меня — это все же понятие принципиальное. Русское мышление очень интересно, как интересно мышление и других народов. Но я говорю именно о своем мышлении, так что «чтобы не сглазить» — совсем не то. Хотя я действительно, как и почти каждый художник, суеверная».
«Учеников у меня никогда не было. Наверное, так сложилось из-за того, что я никогда не любила повторяться. А в работе с учениками приходиться в той или иной мере повторяться. Ученикам всегда надо говорить то, что уже когда-то было, показывать нечто, уже похожее. А у меня всегда был свой персональный подход — это импровизация. Учеников трудно учить импровизации. Если надо учиться, то для этого всегда есть школа, Академия художеств. Сперва надо закончить школу, а уже потом импровизировать».
«Я имела звание «народный художник Латвийской ССР». Это, надо сказать, звучит достаточно остроумно — «Народный художник»… Но насколько ты действительно народный, может показать только время. Так что ко всем этим званиям относиться серьезно не приходиться — только время может показать, чего ты стоишь».
«Какая самая главная работа моей жизни? Все-таки на этот вопрос я вам ответить тоже не смогу. Да и не надо задавать такие вопросы. Нет, все-таки не надо… В конце концов, пусть люди сами решают. Тем более, что за мою жизнь было так много разных работ… Я даже примерно не смогу вам сказать, сколько именно работ — их действительно было так много.
Некогда мои работы считались брутальными и даже чуть ли порнографическими. Потому что, например, на одной картине девушка в национальном костюме сидела, раздвинув ноги. «Почему ты так пишешь? У нас же так много прекрасного!», — говорили мне очень важные персоны из партии и прочих руководящих органов. Я же не могла сказать, что на самом деле та картина была написана мною после событий в Чехословакии в 68-м. И рассказывала она о том, как национальную гордость небольшого народа можно буквально изнасиловать. Я очень счастлива, что наконец-то эти работы можно показывать свободно».
