«Почему не я?»
Дивс Рейзниекс: Мы знаем, что каждый день, защищая страну, на фронте погибают украинские военные. Но мало кто понимает, что происходит дальше. Вы — одна из тех, кто физически доставляет этих погибших обратно их семьям. Зная, что вы волонтер, скажите: что мотивировало вас взяться за такую ответственную, но одновременно очень тяжелую задачу?
Прежде всего хочу поблагодарить вас за внимание и к Украине, и ко мне лично, и к нашей команде. Для нас это очень важно. В эти трудные времена ваша поддержка крайне необходима. Мы ее чувствуем; мы знаем, что вы рядом.
Отвечая на ваш вопрос, хочу спросить сама: а почему нет? Почему не я? Я активно помогаю с 2014 года, когда началась война между Украиной и Россией, и с тех пор не прекращала помогать Вооруженным силам Украины. С 2022 года, когда началось полномасштабное вторжение, я искала еще больше возможностей и прикладывала еще больше усилий, чтобы быть полезной своей стране. Считаю, что это обязанность каждого украинца. Только так мы сможем победить. Более того, думаю, помогать должны не только украинцы. Нам всем нужно объединиться.
«Мы работаем из морга в морг»
— Расскажите о процессе, в который вы вовлечены. Каковы ваши задачи? Вы получаете тела погибших где-то у линии фронта, а потом везете их домой родственникам? Если можно, объясните шаг за шагом.
Сразу предупрежу: я не полностью уполномочена отвечать на такие вопросы, потому что часть информации конфиденциальна. Поэтому могу лишь сказать, что мы, экипажи гуманитарной миссии «На щите», действительно работаем и на востоке, и по всей Украине. У нас есть двое-трое суток, чтобы забрать останки погибшего военного, а затем доставить их в место последнего упокоения, то есть туда, где жил этот герой.
Но мы работаем только «из морга в морг». Это значит, что наша задача — прибыть в любой уголок Украины, включая восток. Проверить все документы, проверить и зарегистрировать все личные вещи, чтобы доставить их домой вместе с погибшим. Все это занимает у нас два-три дня. Каждый экипаж выходит на такую миссию один-два раза в месяц. К сожалению, более подробной информации я предоставить не могу.
— Сколько миссий вы прошли до сих пор?
На самом деле их было очень много, потому что помимо плановых поездок на восток по графику бывают и внеплановые. Сейчас страна-агрессор возвращает Украине многих погибших. Это так называемый обмен телами. Они проходят процедуру идентификации, проводятся анализы ДНК, после чего мы можем вернуть их домой. Но это нерегулярные миссии. Тогда могут быть поездки во Львов, Ивано-Франковск — в зависимости от того, куда тела направляются на экспертизу.
«Это их последнее земное путешествие»
— Что вы чувствуете, сидя за рулем рефрижераторного авто? Вы упоминали, что в этих миссиях, которые длятся несколько дней, на отдых времени почти нет, и труднее всего — это первая встреча с павшими героями, а не сама доставка домой. Можете подробнее рассказать?
Позвольте начать с того, что существуют автоколонны, которые в городах провожают экипажи миссии «На щите», выражая уважение нашим павшим героям. Когда едешь в машине, которую сопровождают эти колонны, царит полная тишина, город замирает.
И ты осознаешь: они больше никогда не увидят рассвет. Никогда не будут гулять по улицам, не встретятся с друзьями за чашкой кофе, не обнимут свою семью. В эти моменты приходит страшное понимание, что это их последнее земное путешествие.
Именно это осознание каждый раз делает миссию невыносимо болезненной. Ведь никто из нас не рожден для войны. Война — не наш выбор. Мы защищаемся.
Когда ведешь эвакуационный транспорт, понимаешь: делаешь все возможное, чтобы воин как можно скорее вернулся к своей семье, ведь там его ждут. Меня утешает мысль, что он прибудет или сегодня, или завтра, или послезавтра, или через день. Он вернется. Это огромная печаль, но одновременно наша реальность такова, что это на самом деле большое счастье: у семьи есть возможность похоронить своего героя, достойно с ним проститься, а затем приходить к его могиле, возлагать цветы, поговорить. У многих семей такой возможности нет, и они годами ждут возвращения останков близких.
Поэтому возможность участвовать в этой миссии действительно очень вдохновляет, и я горжусь этой работой. Прежде всего, конечно, это чувство ответственности. В то же время мы понимаем важность этой миссии.
Это эмоционально тяжело, потому что мне приходилось привозить домой моих друзей и близких. Но сердце болит не только за них — сердце болит за каждого погибшего воина, за каждого героя. Они все для нас как родные.
И это физически тяжело: длинные поездки, зачастую без сна и отдыха — и в жару, и в холод. Наши эвакуационные машины тоже ломаются, не выдерживают нагрузки, но мы должны продолжать. Потому что — кто же еще это сделает, если не мы?
Я очень благодарна своим коллегам за огромную поддержку и за то, что позволили мне быть частью этой команды «На щите». Меня окружают невероятные люди, которые творят историю моей страны. Мы вместе творим историю нашего государства.
«Запах войны»
— В своем дневнике вы упомянули «запах войны». Что вы имели в виду?
Это очень важно. Когда ты в дороге два-три дня, нет возможности принять душ и переодеться. Проезжая через города и поселки, видишь последствия обстрелов, чувствуешь запах гари. Это запах одноразовых перчаток, дезинфекции, спирта.
А когда въезжаешь на территорию морга, там стоят большие рефрижераторные грузовики, холодильники. Запах, который там стоит, ни с чем не спутаешь.
Во время рейса этот запах везде — в машине, на одежде, в волосах, на коже. Его невозможно ни с чем перепутать. Возможно, именно эта смесь и есть запах войны.
То, что чувствуют украинцы, в том числе и мы, люди, которые везут домой наших героев, — это запах войны. Запах, который останется с нами до конца жизни.
«Мы — мишени»
— С какими угрозами вы сталкиваетесь ежедневно, отправляясь в миссии?
Опасности есть всегда и везде. Не только на востоке. Мы все — украинцы, и мы живем под постоянной угрозой. В Украине нет безопасного места — ни в Ровно, ни в Киеве, ни в Одессе, ни в Харькове. И наши дети в опасности и днем, и ночью.
Кто-то сказал фразу, которая очень точно описывает нашу ситуацию: мы — мишени. Мы мишени для ракет, мы мишени для дронов-«Шахедов», которые запускают по нам днем и ночью.
— Каков ваш рецепт психологической устойчивости и из каких внутренних ресурсов вы черпаете решимость продолжать эту работу?
Моя сила — в вере. Я верю в Вооруженные силы Украины, верю в нашу противовоздушную оборону, в Силы специальных операций, которые нас защищают, верю во всех защитников. Они делают невозможное, чтобы мы могли жить. Эта вера делает сильными меня и таких, как я. У нас нет выбора — мы должны быть сильными и несгибаемыми.
«Приоритет номер один — война»
— Ваша дочь Полина в школе написала эссе о вас, где выразила желание, чтобы война закончилась, и мама снова могла быть рядом с ней. Как вам удается совмещать свою миссию с семейной жизнью?
По сути… никак. Это ужасно, но семьи мне не хватает, и думаю, что я не одна такая. Во многих семьях та же ситуация. Я не особенная — мы все такие. Такова реальность, в которой мы живем.
Моя семья очень хорошо меня знает и понимает, что по-другому я не могу. Это была бы уже не я. Поэтому они это принимают. Конечно, они меня поддерживают. Я очень стараюсь как-то балансировать свое время, но у меня это не очень получается. Но они меня прощают, потому что я сама расставила для себя приоритеты. И приоритет номер один — война. Я должна сделать все и еще больше, чтобы помочь нашим воинам закончить эту войну и не передать этот ужас следующему поколению.
Я не хочу, чтобы мои дети шли на войну и сражались за свою независимость. Я хочу, чтобы это закончилось как можно скорее. Мы все этого хотим. Поэтому каждый из нас делает столько, сколько может.
Моя семья это приняла, и я им за это очень благодарна, потому что семья — моя большая опора.
«Город встречает героев»
— Мир облетели кадры, где видно, какое уважение оказывают, когда везут павших. Это обычно происходит во время похоронных церемоний, или вы сами видели подобные сцены? Как люди понимают, что везут павших военных?
В нашем городе все экипажи, которые доставляют героев домой, встречают почетным эскортом, а похоронные церемонии проходят на следующие дни. Их организуют город совместно с представителями армии, и это торжественные траурные мероприятия, которые обычно начинаются на центральной площади, а затем продолжаются на кладбище.
Эти колонны легко узнать. К сожалению, как и большинство городов, Ровно уже привык видеть автомобили с флагами и черными лентами. Водители останавливаются, прохожие тоже — кто-то выходит из машины, кто-то становится на колени, кто-то просто склоняет голову и прикладывает руку к сердцу. Так люди выражают уважение павшим военным.
Мы, как организаторы эскорта, в том числе и я, информируем общественность через свои каналы, в том числе на нашей странице в Facebook, где и когда этот экипаж с телами героев будет встречен. И тогда люди собираются. В основном это одни и те же волонтеры, которые участвуют в таких чествованиях уже более двух лет. Когда экипаж «На щите» появляется у границ города, его торжественно сопровождают до морга.
Потом мы снимаем флаги, и все расходятся по домам. Это траурный конвой — знак чести и уважения. Так город встречает своих героев. Многие следят за тем, когда эти экипажи прибывают, и выходят с флагами на улицу. Это всегда очень трогательные моменты. Каждый раз невыносимо больно, потому что понимаешь: домой они возвращаются в последний раз.
— Бывают ли семьи, которые не хотят, чтобы их павших героев публично провозили по городу?
Это разные вещи. Автоэскорт обеспечивается транспортному средству «На щите», которое везет павших домой. В этот момент никто не сообщает, кто именно везется — это конфиденциальная информация. Просто: возвращаются герои. Люди встречают сам автомобиль.
Через день или несколько уже проходят похороны, и об этом сообщает горсовет и военные — где и когда состоится прощание. Обычно церемония начинается на центральной площади, и бывает, что прощаются сразу с несколькими павшими — максимум с тремя.
Если семья не хочет публичности, у нее есть право отказаться. Тогда похороны проходят с неменьшими почестями, но скромнее — только в кругу семьи.
Я бы сказала, так бывает редко. Честно говоря, таких впечатляющих прощаний, как в Ровно, я в других местах не видела. Все проходит на должном уровне, так, как заслуживают наши герои. Семьи редко отказываются. Разве что, если хотят похоронить в меньшем поселке или по-другому. Но это случается очень редко.
Обычно все соглашаются, потому что на площади могут собраться и друзья, и незнакомые люди, и прохожие. Для них это возможность поблагодарить наших героев.
— Что вы чувствуете, видя людей, опускающихся на колени у обочин дорог?
Ох!… Это эмоционально очень тяжело. Поэтому я и говорю: когда я за рулем рефрижераторного авто, мне чуть легче, потому что знаю — везу героя домой, и семья его вот-вот встретит.
Иное дело — когда ты просто участник эскорта и видишь у дороги на коленях маленького ребенка или беременную женщину. Когда видишь мужчину, и понимаешь, что он военный, потому что в его глазах боль. А потом понимаешь, что он пытается опуститься на колени, хотя ему это тяжело из-за ампутаций. Это всегда вызывает мощную волну эмоций. Ты не можешь сдержать слез.
И когда рядом видишь крепких мужиков, которые даже не выходят из машины, для этого нет никакого оправдания.
Мы не можем на это повлиять, но в соцсетях призываем таких людей останавливаться, когда идет конвой павших или похоронная церемония. Нужно остановиться, помолчать, объединиться в молитве и благодарности героям за то, что они отдали самое дорогое. Это всегда тяжело.
«Мы не привыкнем»
— Привыкаешь ли к этому со временем?
Нет, к этому нельзя привыкнуть. Это вызывает еще большую злость — и на тех, кто виновен в этих смертях, и на тех, кто ничего не делает, чтобы это остановить. Но привыкнуть к этому невозможно.
Я знаю только одно: после победы у нас здесь, в тылу, будет много работы. С так называемыми «нашими», потому что среди нас есть и враги, которые просто притихли и ждут. Но ничего, нас больше.
Мы можем купить им билеты и отправить туда, куда они хотят. Мы ведь скидывались на «Байрактары» — сможем и на это. Не хочу много комментировать. У этих людей в голове, скорее всего, только вата.
«Женщины тоже сильные»
— То, что вы женщина, как-то влияет на исполнение миссии или на реакцию окружающих?
Не буду скрывать — и у нас, и на востоке реакции разные. Но я повторю: почему не я? Чем я отличаюсь от других? Я могу это делать. Почему не я?
Считаю, что женщины должны поддерживать наших мужчин.
Реакции бывают разные, но самая ценная и важная для меня — когда на востоке встречаешь военных, и они даже не спрашивают, почему эту работу выполняет женщина. Они просто прикладывают руку к сердцу и благодарят. Иногда просят обнять, иногда просто смотрят в глаза, и этим взглядом дают понять, насколько они благодарны за то, что мы делаем для их братьев, для наших героев. Вот что имеет значение. А остальные реакции… возможно, так люди защищают себя или им стыдно, что сами не могут выполнять эту работу. Не знаю.
«Выжженная земля»
— Вы были в таких прифронтовых районах, как Запорожье, Харьков и Краматорск. В одном интервью вы сказали, что увидели там «выжженную землю». Какой образ или опыт из этих регионов остался в вашей памяти особенно глубоко?
(вздыхает)… От того первого вида очень трудно избавиться. Это было на границе Харьковской и Донецкой областей, в ранее оккупированном Изюме.
Когда мы въехали туда, перед глазами открылась полностью выжженная земля. Ни единого стебелька травы, ни одного живого дерева.
Было ощущение, что здесь никогда не пели птицы.
Там не было ни одной живой души, даже мухи. И эта страшная тишина, которая звенела в ушах. Было тяжело осознать, что оккупанты прошли по этой земле, моей земле, и уничтожили ее. Они насиловали, пытали. Возникло ужасное чувство: они ни перед чем не остановятся. Ни ребенок, ни женщина их не остановят. И если они пойдут дальше — в западные, южные, центральные регионы Украины, — они будут делать то же самое и не остановятся.
Это вызвало такие эмоции, что стало трудно дышать. Помню это чувство: едешь, а из-за плохих дорог короткое расстояние тянется вечность.
Когда мы пересекли границу, где их остановили Вооруженные силы Украины и затем отбросили, все изменилось. Там снова жили люди. Все повреждено ударами и обстрелами, но жизнь кипела.
Этот контраст навсегда отпечатался в моей памяти.
И я обязательно передам это следующим поколениям: где Россия — там боль и разрушение. Где Украина — там жизнь. Несмотря ни на что, нужно рожать детей и свободно дышать. Но там, где они, — дышать невозможно.
Это самое яркое из увиденного, что запомнилось мне.
«Я стала сильнее»
— Вы занимаетесь доставкой домой павших военных уже год. Как это изменило вас саму?
Я стала сильной. Просто и коротко — я стала еще сильнее.
В моей работе, как и в работе многих женщин, нет ничего исключительного. На самом деле многие женщины делают то же, что и я. С каждым годом мы все становимся сильнее.
— Как, на ваш взгляд, за последние три года изменилась роль женщины в Украине?
Немного поправлю вас: не три года, а одиннадцать. Три года — это полномасштабное вторжение. Но мы стоим на ногах уже давно. Мы плечом к плечу со своими мужчинами защищаем границы родины. И, без преувеличения, я считаю, что мы защищаем границы всей Европы. Мы не позволяем оккупантам своими сапогами идти дальше — ни по нашей земле, ни по Европе.
Женщин называют «слабым полом». Но если женщину разозлить, она и горы свернет.
По сути, мы равны. У нас нет другого выбора: мы встали рядом со своими мужчинами и делаем то, что должны. То, что должен делать каждый.
«Вкус победы будет горьким»
— Несмотря на продолжающуюся войну, вы сохраняете твердую веру в победу. Что дает вам эту несгибаемую уверенность? И какова ваша главная надежда для Украины после окончания войны? Как вы думаете, какие шаги нужны, чтобы по-настоящему ощутить вкус победы, о котором вы говорите?
Каждая утрата — это не просто статистика. Это личная боль. Сколько наших героев мы потеряли? Эти мысли вызывают и слезы, и гнев, и жажду возмездия. Я хочу, чтобы виновные были наказаны. Хочу, чтобы те, кто не пытался помочь закончить эту войну, были справедливо осуждены.
Я уверена, что мы победим. Но будет ли вкус этой победы сладким? Скорее всего, нет. Это будет вкус боли, вкус слез, понимание того, как много мы потеряли.
Что дает мне веру? Единство. И не только украинцев.
Украина уже показала, что способна сдерживать кровавого врага. Если весь мир объединится в борьбе со злом, мы сможем преодолеть все. Мы выстоим.
Я верю и надеюсь, что Украина расцветет. Конечно, быстрее это получится с поддержкой цивилизованного мира. Но я знаю: и сами украинцы это сделают. Потому что мы сильные и несокрушимые. Потому что мы — украинцы.
«Россия никогда не была нашим братом»
— Есть ли что-то, о чем я вас не спросил, но вы хотели бы сказать?
Хочу сказать спасибо — от себя и от всех украинцев. Спасибо от наших защитников. Спасибо Латвии, Литве, Эстонии — за невероятную поддержку, которую мы чувствуем каждый день. Это не только оружие и финансы, но и эмоциональная поддержка, без которой наши достижения были бы невозможны.
Спасибо за то, что вы рассказываете правду людям, которые не пережили этот ужас и, даст Бог, никогда его не переживут.
Россия — враг. Она никогда не была нашим братом и другом. Ни для нас, ни для вас, ни для кого.
Мы ясно видим, кто наши друзья. Мы это помним и будем помнить. И наши дети, мои дети, мои внуки будут знать и помнить, кто протянул Украине руку помощи в самые тяжелые времена.
Если у вас есть возможность помочь — помогайте. Дарите транспортные средства, потому что наши машины сильно изнашиваются. Нам нужны эвакуационные автомобили, машины для вывоза раненых, дроны, турникеты.
Сил, смелости и терпения у нас достаточно. Мы выстоим до конца. Мы будем стоять, пока не победим. Да, вкус победы будет горьким. Но он будет. И мы разделим его со своими друзьями — с вами. Спасибо за все!
