«Азовсталь», плен и надежды на международные организации
Александр Гришин с позывным «Авокадо» во время интервью показал фотографию, где он стоит рядом с эмблемой «Азова». На нем форма, в руках автомат.
«Здесь уже сам Мариуполь. Был момент тишины, и я смог отправить фотографию своим близким», — рассказывает Александр.
До начала полномасштабного вторжения России в Украину Александр был адвокатом в Запорожье. Боевого опыта у него не было, но он без колебаний присоединился к бойцам «Азова» в Мариуполе.
Этот полк Национальной гвардии несколько месяцев сдерживал значительно превосходящие силы российской армии, задерживая продвижение захватчиков вглубь Украины. Однако во второй половине мая «азовцы» сдались в плен. Это был приказ, подчеркивает Александр.
«Настроение было такое, что никто не хотел сдаваться, но приказ есть приказ. И мы понимали, что «Редис» [командир «Азова» Денис Прокопенко] принял взвешенное решение, которое позволило сохранить жизни гарнизона Мариуполя. Не только «азовцев»-пехотинцев, но и всех военных, которые там находились, плюс гражданских, прятавшихся в подвалах «Азовстали»», — вспоминает он.
«Когда было принято решение выходить, были очень противоречивые мысли. Кто-то верил, что мы выйдем, полагаясь на гарантии ООН. Мы надеялись, что у этой международной организации действительно есть влияние на Россию. Мы надеялись, что у Международного Красного Креста будет доступ к нам, что наши раненые получат необходимую медицинскую помощь, что у нас будут условия содержания, соответствующие статусу военнопленных. К сожалению, как говорят у нас, украинцев: «все вышло не так, как казалось»», — говорит Александр.
Оленовка: голод, пытки и попытка уничтожения
Надежды на приемлемые условия содержания быстро рухнули. Их отправили в колонию в Оленовке на оккупированной части Донецкой области, где разместили в бараках, совершенно непригодных для такого количества людей.
«Пережив «Азовсталь», казалось — ну что может быть хуже? Посидеть в Оленовке? Ну и что, посидим пару месяцев. А там, уже в плену, понимаешь: худшее еще впереди. Основные пытки — это унижение человеческого достоинства и голод. Нас начали попросту морить голодом».
Александр похудел в плену примерно на 20 килограммов.
«Были первые допросы — заставляли подписывать документы, с которыми человек даже не был знаком. Если просил прочитать — начинали бить. Если принципиально отказывался — отправляли в штрафной изолятор, где пытали, жестоко били до потери сознания», — рассказывает он.
А в ночь с 28 на 29 июля в 200-м бараке прогремел взрыв. За день до этого туда перевели специально отобранных 193 человека, включая Александра.
Все они были «азовцами», хотя в колонии находились и солдаты других украинских подразделений.
«Это была специально спланированная российская акция по уничтожению «азовцев». В Мариуполе они нас не смогли победить, в плену — сломать. Это сделали специально, чтобы уничтожить».
Первый взрыв прозвучал около 23:00.
«Сначала был один взрыв, потом второй. Второго я уже не помню, очнулся позже. Меня отбросило на несколько метров. Все было в дыму, все горело. Попытался подняться — левая рука совсем не двигалась. Почувствовал, что течет кровь. Кровь пошла и по лицу — был ранен и в голову. Понял, что ранена и спина. Снова потерял сознание. Пришел в себя, когда пожар уже был в самом разгаре. Осознал: еще немного — и сгорю», — делится он жуткими воспоминаниями.
В состоянии контузии и шока боли он не чувствовал, только сильную сонливость. Понимал: это признак большой кровопотери.
Заставил себя собраться и выбраться из барака. Ноги тоже были ранены, но с помощью товарища выползти все же удалось.
Медицинскую помощь он получил только спустя шесть часов.
«Скорая» была вызвана, но руководство колонии ее не подпускало. Лишь позволили медикам-«азовцам» из числа пленных осмотреть раненых.
«Но чем они могли помочь? Ни лекарств, ни средств не было. Единственное — перевязать и следить за состоянием. […] На лбу мне написали «один» — критически тяжелый».
Руководство колонии в это время стояло за забором и наблюдало, как сами пленные выносили раненых товарищей, которые страдали, умоляли о помощи, а они лишь курили, пили кофе и смотрели, как наши ребята умирают.
Позже раненых по 30 и более человек загружали в прицепы «КамАЗов» и отвозили в больницы. По дороге многие умирали.
В больнице отношение тоже редко было человеческим. Александр тайком нашел использованный бинт в мусоре, украл дезинфицирующее средство и сам обрабатывал свои раны.
Именно тяжелые увечья позволили ему попасть в верхние строки списка на обмен. После четырех месяцев плена 21 сентября 2022 года он снова ступил на украинскую землю.
Свобода — это бутерброд и сигарета
Александр показывает видео штаба обмена пленными: два медика поддерживают его под руки и ведут к машине скорой помощи. Там он садится и делает глубокую затяжку.
«Это была первая сигарета за долгое время», — говорит он.
«И как было?» — спрашивает корреспондент.
«Плохо, честно скажу! (искренне смеется) Но сам факт — у тебя есть доступ. Когда приехал, спросили: хочешь покурить? Да! Хочешь поесть? Да! И я держу в одной руке бутерброд, в другой — сигарету и не знаю, чего хочу больше. Вы меня спросили: когда я почувствовал себя свободным? Вот тогда».
В российском плену до сих пор находятся сотни «азовцев», в том числе пострадавшие при взрыве в Оленовке. Но 53 бойца уже никогда не вернутся домой — они были убиты там.
Два года ада: история Жени Дидковского
На интервью согласился и Женя Дидковский, солдат 95-й отдельной штурмовой бригады. Как и Александр, он не имел военного опыта, но в первые дни вторжения добровольно вступил в ряды защитников Украины.
Женя с товарищами был отправлен на позиции под Киев, куда подошли российские войска. Их подразделение оказалось в окружении и сдалось в плен. Женя провел там два года.
«Шрамы от электрошока до сих пор видны на моей спине. Наверное, останутся навсегда.
Чтобы вы понимали: были моменты, когда ты просто стоишь и чувствуешь запах горящего мяса — от постоянного применения электрошока», — рассказывает он.
Сначала их держали в Беларуси. Там условия были плохие, но еда была, можно было достать сигарету. Потом их перевели в систему ФСИН России, где стало намного хуже.
«Подъем в шесть утра. Утренняя «туалетная процедура», потом завтрак — если это можно так назвать. Проверка. Всех выводят из камеры, несколько сотрудников проверяют помещение, остальные в это время нас избивают. Жестоко, издеваясь, зная, что делают. Когда проверка заканчивалась, мы возвращались, если могли. Часто парни просто ползли по земле обратно. Через пару часов — «прогулка». Мы молились, чтобы нас не выводили: каждый выход означал побои».
Били руками, ногами, дубинками и специальной деревянной палкой для осмотра мебели. Электрошок был любимым инструментом.
«Пока мы бежим к «месту прогулки» — снова побои. Там могли по одному уводить «на профилактические беседы».
Я видел, как крепкие парни рыдали навзрыд, звали маму. Видел, как люди пачкали штаны от ужаса. Видел попытки самоубийства. Слава Богу, удавалось предотвратить».
Были и попытки унизить сексуально. «Мне однажды приказали совершить сексуальные действия с сокамерником. Я отказался. Тогда ему велели сделать это со мной. Он тоже отказался. Тогда охранник ушел и вернулся с группой поддержки. Нас обоих избили до полусмерти, объясняя: любой их приказ мы обязаны выполнять».
В душе тоже издевались:
«Им нравилось заходить, когда ты голый и мокрый, и «работать по тебе электрошоком» — по гениталиям, рукам, ногам, голове».
В камере сидеть нельзя было. «Мы должны были стоять все время. Если облокотился или присел — нарушение, за которое снова избивали». Спать разрешалось только с 22:30 до 6:00.
«Ночью, стиснув зубы, тихо плачешь, чтобы никто не услышал. До утра — единственный момент покоя. В шесть все начинается заново», — говорит Женя.
Лица мучителей он не видел — всегда в балаклавах, без опознавательных знаков.
«Но я видел их глаза. Это не глаза людей».
Он уверен: они получали удовольствие от своей работы и от ненависти к Украине.
В плену Женя провел с 28 февраля 2022 года до 3 января 2024-го, когда его обменяли. «Если я сплю, сны ужасные. Иногда я не хочу спать вообще». Физически он потерял около 30 кг, психологически восстановление было еще тяжелее.
Клейма на теле: свастика и «Слава России»
Голод, пытки и унижения — не все. Есть и умышленное калечение.
Врач Александр Туркевич показывает фото своего пациента: на лбу вырезана свастика. Рана зажила, но огромный крест остался. С подобными отметинами вернулись несколько украинских солдат.
Другому пациенту в плену на животе выжгли надпись «Слава России».
«Это сделали электрокоагулятором в операционной, пока он был под наркозом. Ему оказали минимальную помощь, чтобы выжил. Когда очнулся и снял повязки, увидел этот «подарок». Сделал это явно человек с медицинским образованием», — уверен Туркевич.
«Вероятность, что это проделали дети после футбола, — один на миллион. То, что сделал хирург, — 99%», — добавил он.
Системные нарушения прав человека
Украинская правозащитница Мария Климюк из организации «Медийная инициатива» подчеркивает: все это — не исключения, а системная практика России.
«Наверное, нет человека, который бы вернулся из плена и сказал, что его не пытали. Кто-то подвергался этому больше — «азовцы», морпехи, десантники, добровольцы с опытом войны с 2014 года. Но практически все подвергаются физическому воздействию. Наиболее распространенное — электрошок. Многие возвращаются с ожогами, у многих начинаются проблемы со здоровьем. Даже у двадцатилетних парней возникают серьезные болезни сердца, и это становится обычной причиной смерти в плену».
