29-летняя Жанна — мать-одиночка. Она воспитывает свою обожаемую 14-летнюю дочь Элену и всеми силами пытается выжить. Поддержки ей ждать неоткуда — государство таким, как она, не помогает, а родственников у Жанны нет, она воспитывалась в детдоме. Образования у нее нет тоже, она даже среднюю школу не окончила. Работает Жанна кассиршей в супермаркете, но время от времени выполняет особые заказы — вынашивает детей для богатых зарубежных клиентов. Суррогатное материнство в Грузии официально разрешено, но фактически находится в «серой зоне», поэтому никакой правовой защиты у Жанны нет, как нет и финансовых гарантий. Естественно, что в какой-то момент заказчик ее «кидает».
…Этот печальный, но нежный и предельно честный фильм был показан на более, чем десяти кинофестивалях. На CPH:DOX — крупнейшем фестивале документального кино в Скандинавии — он получил специальный приз за лучший фильм о правах человека.
«Девятимесячный контракт» — не социальное исследование, а всего лишь одна частная история,
демонстрирующая, на что способна всепоглощающая материнская любовь. Ведь Жанна занимается суррогатным материнством с одной-единственной целью — обеспечить свой дочери достойное будущее. Защитить ее от нищеты. Не дать повторить свою собственную судьбу.
— Кетеван, спасибо вам за этот фильм — предельно интимный, откровенный и очень гуманистичный. Известно ли вам, что сейчас происходит с вашими героинями, Жанной и Эленой? Вы поддерживаете с ними связь?
— Да, поддерживаю. На самом деле, мы с ними общались и до съемок. С Жанной я познакомилась 13 лет назад. Я тогда работала на телевидении и, в основном, занималась социальными вопросами, вопросами прав женщин. Однажды я снимала репортаж о судьбах детей-сирот, о том, что с ними происходит, когда им исполняется 18 лет и они уходят из детского дома. Мне было интересно, чем они занимаются, как справляются с жизнью, потому что в Грузии нет социальной системы, которая могла бы им помочь.
Многие из этих людей оказались алкоголиками и наркоманами, но Жанна была исключением.
Она жила на улице вместе со своей 4-летней дочерью, иногда попрошайничала, но отчаянно пыталась найти работу. Это было довольно сложно, учитывая ее бездомный статус, отсутствие образования и клеймо детдомовки.
Я сделала о ней репортаж, он получил большой резонанс. Нам удалось собрать для Жанны средства и снять для нее жилье. С тех пор ее жизнь немного изменилась. Мы продолжали общаться, потому что Жанне по-прежнему было очень тяжело — в Грузии всем матерям-одиночкам тяжело, даже если у них есть образование и профессия. Однажды
Жанна сказала мне, что нашла потрясающую работу, которая решит все ее проблемы. Она начала заниматься суррогатным материнством.
— Теперь я понимаю, как вам удалось установить с ней такой близкий контакт. В фильме кажется, что она вообще не замечает камеру, которая ее снимает.
— Да, она мне полностью доверяла, я для нее как член семьи. В какой-то момент я решила взять с собой оператора-постановщика и звукорежиссёра, но тут всё изменилось, откровенность ушла. Так что в основном за камерой была я. Жанна и Элена меня просто перестали замечать. Они ели, спали, жили своей обычной жизнью так, словно никакой камеры рядом не было.
— И сколько длились съёмки?
— Впервые Жанна стала суррогатной матерью в 2016-м году. Я тогда начала понемногу ее снимать, но еще не была уверена в том, что она к этому готова. До этого я пыталась сделать телевизионный репортаж о суррогатном материнстве, но это оказалось невозможно. В Грузии эта тема чрезвычайно стигматизирована, потому что общество у нас очень консервативное, религиозное.
Женщины, занимающиеся суррогатным материнством, скрываются даже от своих семей
— говорят родным, что уезжают куда-то за границу на заработки, а потом возвращаются с деньгами. Активно снимать Жанну я начала в 2019-м году, когда у нее была уже третья беременность. На самом деле, я пыталась убедить ее не делать это так часто, тем более, что
у нее не было никакого контракта, а, следовательно, и контроля над ситуацией.
Но, поскольку я не могла ей предложить ничего другого в реалиях Грузии, я не могла ей сказать: «Не делай этого». Хотя, конечно, я волновалась за ее здоровье. Ей ведь постоянно делали кесарево сечение…
— В итоге, как мы видим из фильма, последняя беременность закончилась для Жанны хирургической операцией по удалению матки.
— Да, для нее эта история имела печальные последствия.
— В фильме есть кадры, как 29-летняя Жанна идет в школу, чтобы все-таки закончить образование. Это такая красивая метафора?
— Вовсе нет. Жанна действительно недавно окончила школу, у нее есть планы на будущее. Сейчас мы все сосредоточены на Элене, потому что следующим летом ей нужно поступать в университет. Кстати, мы сейчас собираем средства на то, чтобы помочь ей получить образование, и тогда, я надеюсь, Жанна тоже сможет найти свой путь. Пока она всё ещё работает в супермаркете.
— А как вообще обстоят дела с суррогатным материнством в Грузии? Законно ли это?
— Да, это законно, причем уже давно, с девяностых годов. Правда, первый ребёнок таким путем родился только в 2007-м. Сначала суррогатное материнство не было так уж популярно, но постепенно этот процесс начал набирать обороты. Помню, году в 2013-м году
по всему Тбилиси — в общественных местах, в метро — можно было видеть рекламу этой услуги.
Это законно и в Украине, где до войны тоже был большой рынок суррогатного материнства. С началом полномасштабного вторжения многие украинские агентства переехали в Грузию, и теперь этот бизнес у нас разросся еще больше.
— А кто заказывает детей?
— Большинство заказчиков приезжают из-за рубежа, ведь во многих странах суррогатное материнство запрещено. Раньше больше всего клиентов было из Израиля, теперь их потеснили китайцы.
— Известно ли вам, кто становится суррогатными матерями?
— Главная проблема в том, что у нас нет точных данных ни о суррогатных матерях, ни о рожденных детях. По грузинским законам, суррогатной матерью фактически может стать любая женщина. Есть только одно ограничение — женщина уже должна иметь ребенка.
Услуга настолько популярная, что женщин стало не хватать, и сейчас в Грузию их стали импортировать из других стран
— Узбекистана, Таджикистана, даже Эфиопии и Кении. Так что это серьезный международный бизнес.
— Некоторые зрители были удивлены, если не сказать шокированы, что Жанна не испытывает никаких чувств к рожденному ею младенцу. Она даже говорит: «Не показывайте мне его». И это при том, что, как мы знаем, в Грузии настоящий культ детей. Да и свою собственную дочь Элену она обожает.
— Поначалу я тоже думала, что Жанне будет очень тяжело отпустить только что рожденного ребёнка. Но этого не произошло. Встречаясь с другими суррогатными матерями, я поняла, что в агентствах их изначально готовят к этому — учат скрывать свои чувства к ребёнку. Все они говорят одно и то же: «Это не мой ребёнок, я просто делаю доброе дело». Это две основные причины, по которым они пытаются оправдать эту ситуацию.
— То есть, вы считаете, что на самом деле у Жанны есть чувства по отношению к этим детям?
— Да, конечно, и я спрашивала ее об этом. Она ведь никогда не хочет видеть этих младенцев, и она их никогда не видела. Жанна говорит, что если она их увидит, то потом уже никогда не забудет. Поэтому она пытается держать дистанцию. Но ей в любом случае тяжело. Плюс Жанна — человек, которому вообще очень трудно выражать свои эмоции. Она думает, что выражение чувств означает слабость, а она хочет быть сильной.
— Кетеван, как вы сами относитесь к проблеме суррогатного материнства?
— Моё личное отношение двоякое. Конечно, для пар, у которых нет детей и которые отчаянно хотят их иметь, это огромная возможность. Но то, что происходит в Грузии, — это ненормально. Я вижу, что этих женщин, по сути, используют как контейнеры, и отношение к ним даже в больницах ненормальное. Я думаю, что этот процесс должен быть строго регламентирован, и,
поскольку клиенты приезжают из стран, где это запрещено, этим странам тоже следует начать говорить об этом.
В Грузии как бы закрывают глаза на то, что большинство этих детей увозят за рубеж.
— Как вы думаете, ваш фильм поможет Жанне или, возможно, осложнит ей жизнь?
— Он уже ей помог! И ей, и ее дочери. Поначалу Жанне было очень трудно обсуждать эту тему с Эленой. Но в процессе съёмок они начали говорить об этом откровенно, и в результате становились всё ближе и ближе друг к другу. К концу фильма Элене уже совершенно ясно, чем занимается Жанна и насколько велика её жертва. Поэтому я надеюсь, что съемки пошли на пользу их отношениям.
— Жанна, наверное, теперь известная в Грузии личность.
— Да, более или менее. Когда я много лет назад впервые сняла ее в репортаже и его показали по телевидению, люди стали узнавать ее на улицах. Так что она к этому привыкла и ей это явно нравится. Но фильм ещё не показывали в Грузии, премьера должна состояться в конце сентября, так что посмотрим…
